Литературно-музыкальная композиция
“Я родом не из детства – из войны”
Звучит голос Левитана:
Внимание! Внимание! Говорит Москва. Работают все радиостанции Советского Союза. Передаем приказ Верховного Главнокомандующего. 8 мая 1945 года в Берлине представителями Германского Командования подписан акт о полной и безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил. Великая Отечественная война, которую вел советский народ против немецко-фашистских захватчиков, победоносно завершена. Германия полностью разгромлена.
На экране кадры возвращения советских солдат с фронта на фоне музыки (звучит песня “День победы”)
Ведущий:
Вы помните этот день?
1-й ученик:
Я не помню. Я родился в … году.
2-й ученик:
Я не помню. Я родился в … году.
Ведущий:
Вы никто не знаете войны, но вы слышали о ней от старших. Вы не могли не слышать, потому что эта война пришла в каждый дом, в каждую семью Великая Отечественная война постепенно уходит в прошлое, становится страницами истории. Почему же мы вновь и вновь вспоминаем о ней? Почему нас так волнуют кадры этой старой кинохроники?
1-й ученик: От Бреста до Москвы – 1000 километров.
2-й ученик: От Москвы до Берлина – 1600 километров.
3-й ученик: 2600 километров… Поездом – четверо суток, самолетом – 4 часа.
Вместе: А дорогами войны – 4 года…
Звучит песня “Эх, дороги”
1-й ученик: 4 года.
2-й ученик: 1418 дней.
3-й ученик: 34000 часов.
Ведущий:
И более 20 миллионов погибших людей. Если по каждому из них объявить минуту молчания, то страна будет молчать … 38 лет.
Прошла война, прошла страда,
Но боль взывает к людям:
Давайте, люди, никогда
Об этом не забудем.
1-й ученик: Тем, кому 65 лет назад не было 16…
2-й ученик: Тем, чье детство опалено огнем ВОВ, посвящается.
На экране проецируются фотографии ветеранов ВОВ поселка (их всего осталось четверо)
Чтец:
Глянь на живых,
Пока они живые…
Запомни шрамы их и седину.
Их мужество в те годы грозовые
Спасло от рабства вольную страну.
Глянь на живых.
Они ведь смерть встречали.
И смерть поныне снится им порой.
Они грустят,
Они скорбят ночами
О тех друзьях,
Что спят в земле сырой…
(П. Крученюк)
Чтец:
Четыре года было мне
В тот страшный день и час,
Когда в июньской тишине
Он шел убить всех нас.
Он шел, сжигая города,
Осатаневший зверь.
И трудно виделось тогда
Далекое теперь.
Года немыслимых атак
Еще пройти суметь!
Так далеко стоял рейхстаг…
И очень близко смерть…
(В. Виноградский)
Чтец:
Крест-накрест синие полоски
На окнах съежившихся хат.
Родные тонкие березки
Тревожно смотрят на закат.
И пес на теплом пепелище,
До глаз испачканный в золе,
Он целый день кого-то ищет
И не находит на селе…
Накинув старый зипунишко,
По огородам, без дорог,
Спешит, торопится парнишка
По солнцу – прямо на восток.
Никто в далекую дорогу
Его теплее не одел.
Никто не обнял у порога
И вслед ему не поглядел.
В нетопленной, разбитой бане
Ночь скоротавши, как зверек,
Как долго он своим дыханьем
Озябших рук согреть не мог!
Но по щеке его ни разу
Не проложила путь слеза.
Должно быть, слишком много сразу
Увидели его глаза.
Все видевший, на все готовый,
По грудь проваливаясь в снег,
Бежал к своим русоголовый
Десятилетний человек.
Он знал, что где-то недалече,
Быть может, Вон за той горой
Его, как друга, в темный вечер
Окликнет русский часовой.
И он, прижавшийся к шинели,
Родные слыша голоса,
Расскажет все, на что глядели
Его недетские глаза.
(С. Михалков)
Чтец:
Под громкие крики ворон и грачей
Мы утром в деревню входили.
Маячили остовы черных печей.
Руины устало чадили.
И в редком разбросе лежали тела
В тени колоколенки древней,
Как будто бы смерть неохотно брала
Ясак с белгородской деревни.
И в этом еще не дотлевшем аду,
Где горе уже накричалось,
Под старой березой у всех на виду
Ременная люлька качалась.
Играла малиновой медью колец
С июньскою синью небесной.
И тихо глядел годовалый малец
В той зыбке, плывущей над бездной.
Нет, он не кричал, ни о чем не молил,
Ко рту подтянув кулачонки.
И ветер, пропахший бедой, шевелил
Седые его волосенки.
(В. Кочетков)
Ведущий:
Продвигаясь на восток, немцы объявляли так называемую мобилизацию населения на работу в Германию. Целыми эшелонами увозили подростков за рубеж. Только в июле 1944 года более 40 тысяч детей были угнаны в Германию. Там проводили отбор: кто покрепче – на биржу труда, кто слабый и больной – в концлагерь… на опыты.
На экране кадры кинохроники – концлагерь. Звучит песня “Саласпилс”
Чтец:
Занесенный в графу
С аккуратностью чисто немецкой,..
Он на складе лежал
Среди обуви взрослой и детской.
Его номер по книге:
«Три тысячи двести девятый -
Обувь детская. Ношена.
Правый ботинок с заплатой...»
Как попал он сюда,в этот склад,
В этот список проклятый,
Под порядковый номер:
«Три тысячи двести девятый»?
Неужели другой не нашлось
В целом мире дороги,
Кроме той, по которой
Пришли эти детские ноги?!
В это страшное место,
Где вешали, жгли и пытали,
А потом хладнокровно
Одежды убитых считали?
Здесь впитала земля
Запах тлена и пролитой крови
Сотен тысяч людей
Разных наций и разных сословий...
Среди сотен улик -
Этот детский ботинок с заплатой,
Снятый Гитлером с жертвы
«Три тысячи двести девятый».
Ведущий:
Трудно было всем: и тем, кто остался на оккупированной территории, и тем, кто оставался в тылу.
Чтец:
Мы — маленькие очевидцы,
Последние из Могикан,
Нам до сих пор тревога снится,
И до сих пор отбой не дан.
Из теплой, полной снов постели,
Из комнат, где цветы цвели,
В бомбоубежища и щели
Мы ночью с бабушками шли.
Мы слез тогда уже не лили,
Мы знали вкус полынь-травы
И с вами всю беду делили,
Как с нами хлеб делили вы.
Ну что же, мы зато узнали,
Что значит выжить в трудный год,
Что значит –
Родина за нами!
И что такое наш народ.
И если песню фронтовую вы запоете за столом,
Ту, вашу, грустно-молодую
Мы вам, конечно, подпоем.
Ведущий:
Во время войны остро ощущалась нехватка рабочих рук, ведь те, кто стоял раньше за станком, сеял и убирал хлеб, водил поезда и машины, теперь защаищал свою Родину, своих жен, матерей и детей.
Ведущий:
И дети солдат понимали это и вставали на рабочие места своих отцов.
Ведущий:
Из воспоминаний токаря завода “Красный пролетарий” Ячменевой-Шиловой Т. П.: “Пришла я на завод со шккольной статьи. Мне было 15 лет... В бригаде нас было 9 человек: самому старшему не было и 18-ти, самому младшемй – 12-13 лет. Мы не уходили с работы, поока не выполняли все задания … Все работали во время войны по 11-12 часов без выходных, как слледует, не поев, не досыпая... Теперь понимаешь, что это был подвиг молодого поколения.
Чтец:
Я вам хочу рассказать про Смирнова,
Который, с трудом подавляя зевоту,
Садился в трамвай и спешил на работу,
Где восемь и десять часов, если надо,
Работал как мастер шестого разряда.
В большой не по росту, казенной тужурке,
В огромной ушанкеее из кроличьей шкурки,
В таких сапожищах, что я испугался,
Стоял человек и мне улыбался.
-Как звать? - я спросил.
-По работе кто знает,-
-Ответил малыш,- Кузьмичом называет.
-А сколько вам лет? - я спросил у Смирнова.
- Четырнадцать минуло двадцать восьмого.
(С. Михалков)
Чтец:
… А нам не довелось играть в войну,
Не мы в нее – она играла нами:
На фронт мы убегали пацанами,
С вагонных крыш смотрели на страну,
Суровую, в морщинистых траншеях,
Ловили нас в вокзалах оголтелых,
Гоняли с крыш, снимали с буферов.
И бегали мы так, что – будь здоров,
Хоть неизвестно, в чем душа сидела.
(И. Пантюхов)
Ведущий:
Из архива Министерства обороны: “Донесение о героических подвигах воинов Красной Армии: Дочь кузнеца завода “Арсенал” 16-летняя Скворчинская явилась в 14-ю кавалерийскую дивизию и после неоднократных просьб была оставлена в дивизии в ка честве санитарки.
В период военных действий Скворчинская, пренебрегая опасностью, во время бомбежки авиацией противника оказывала помощь раненым, выносила их в укрытия, когда сама не могла дотащить пострадавшего, заставляла бойцов вылезать из щелей и оказывать помощь. Скворчинская спасла жизнь десяткам бойцов и командиров.
Чтец:
Она была смешлива, весела,
Болтались косы в лентах за плечами,
Ее сестренкой братья величали:
Еще девчонка, мол, не доросла!
Был день ее несложен: хохочи,
Учи уроки, расцветай на воле!
И высоко над ней на волейболе
Взлетали вверх веселые мячи.
Но школа кончена. Война...И вот
Уже ей тесен мир бумажной карты
Идет сестрой в сражение – на фронт.
И кладь ее не ручка, не тетрадь,
Не книжки те, которые любила,-
Она на плечи юные взвалила
Бойца в крови,чтоб от врага убрать.
И для бойцов, что вновь вернулись в строй,
Чье сердце билось тихо и устало,
Она теперь родной и близкой стала -
Не маленькой сестренкой, а сестрой.
(Е. Тараховская)
Чтец:
В блокадных днях
Мы так и не узнали,
Меж юностью и детством
Где черта?
Нам в сорок третьем выдали медали
И только в сорок пятом - паспорта.
На экране – фотографии блокадного Ленинграда
Ведущий:
Ленинградские дети! Они вместе со взрослыми несли все тяготы в условиях бллокады.
Ведущий:
Из записок врача Миловой: “... Дверь в квартиру была открыта...и я без стука вошла в нее. Глазам моим представилась жуткая картина. Полутемная комната. На стенах изморозь. На полу замерзшие лужи. На стульях труп мальчика 14-ти лет, в детской колясочке – второй труп крошечного ребенка. На кровати мертвая хозяйка темной комнаты...”
Ведущий:
Тамаре Бурцевой было 13 лет, когда началась война. Вспоминая жизнь в осажденном городе, она плачет до сих пор.
Ведущий:
“Люди падали от голода прямо на улице – замерзали, умирали. Покойники были страшными: кости, обтянтые желтой кожей, незакрывающиеся рты. ... Самыми первыми умирали грудные детишки, затем дошколята, школьники, подростки и...мужчины. По “дороге жизни” тетя Сима вывезла меня и Лиду из города...в Тихвин...В поезде кормили. Многие блокадники умерли в дороге от переедания, так как напрочь были лишены чувства насыщения. Я сама два года не знала сытости. Два года все время хотела есть.”
Чтец:
Война...И под набрякшим небом,
Уже не мысля ни о чем,
Давлюсь холодной пайкой хлеба
Я над блокадным котелком...
Опять мне снится Пискаревка,
И снизу вижу я потом,
Как погребальная веревка
Еще колеблется над рвом...
Не караваи снятся хлеба,
Не колосистые поля.
А та, засеянная с неба,
Вся в ржавых брустверах земля.
Не снятся мне друзья живые,
С кем я лишения забыл,
А снятся вечно молодые,
С кем только смерть не разделил...
(Н. Зусик)
Чтец:
Я плыву на рыбацком челне.
Холодна вода, зелена...
Вы давно лежите на дне.
Отзовитесь, холопцы, со дна!
Борька, Цыган и Васька Пятак,
Огольцы, забияки, братцы.
Я – Шестина из дома семнадцать, -
Вы меня прозывали так.
В том жестоком дальнем году,
Чтоб не лечь на блокадном погосте,
Уезжали вы – кожа да кости -
И попали под бомбу на льду.
Непроглядна в путину вода.
Не проснуться погодкам милым,
Их заносит озерным илом
На года, на века, навсегда.
(О. Шестинский)
Тихо звучит мелодия “День победы”
Ведущий:
Опять война, опять блокада...
А может, нам о них забыть?
Я слышу иногда: “Не надо,
Не надо раны бередить.
Ведь это правда, что устали
Мы от рассказов о войне
И о блокаде пролистали
Стихов достаточно вполне”.
И может показаться: правы.
И убедительны слова.
Но даже если это правда,
Такая правда – не права!
На экране проецируется фотографии ветеранов ВОВ поселка (их всего осталось четверо)
Чтец:
Глянь на живых,
Пока они живые...
Запомни шрамы их и середину.
Их мужество в те годы грозовые
Спасло от рабства вольную страну.
Глянь на живых.
Они ведь смерть встречали.
И смерть поныне снится им порой.
Они грустят,
Они скорбят ночами
О тех друзьях,
Что спят в земле сырой...
И помни ты,
Живой и невридимый,
Довольным положеньем и судьбой,
Что мы до той поры непобедимы,
Покамест память павшего с тобой!
(П. Крученюк)
Ведущий:
Вам, кому еще нет 16.
Ведущий:
Вам, кто пока не знает, что такое война...
Ведущий:
Посвящается.
Ведущий:
Чтобы помнили...
Ведущий:
Чтобы поняли...
Ведущий:
Знаем мы поименно всех героев бесстрашных
И склоняем знамена перед именем павших.
Песня, как на поверке, окликает нас снова.
Сомкнут строй наш солдатский, губы сжаты сурово!
И ложатся цветы на гранитные плиты.
Да, никто не забыт и ничто не забыто!
Звучит песня “Журавли”, зажигаются свечи
Ведущий:
Тихо, ребята, минутой молчанья
Память героев почтим.
Их голоса тоже когда-то звучали,
По утрам они солнце встречали,
Сверстники наши почти.
В зале горят свечи,. Слышен звук метронома
В композиции использованы материалы журналов “Классный руководитель”, сборника “Никто не забыт, ничто не забыто”, М.: Просвещение, 1970. |
